– С такой наукой не поспоришь, – согласился Черчилль.

– В нашем случае, не имея в виду конкретную ситуацию, три и даже два собеседника – это уже перебор, – настаивал Милован.

– Мы, и только мы, а не Дража Михайлович со своими бандами и, конечно же, не озверевшие усташи, – продолжал достаточно агрессивно гнуть свою линию Кардель, – приведём Югославию к настоящему и безоговорочному миру.

– Садясь играть в шахматы, – иронично намекнул Тито, – не стоит прятать карты в рукаве. Другая игра. Надо выбирать партнёра не по виду и словам, а по уму и поступкам.

– Полностью с вами согласен, маршал, – уловил намёк Рэндольф, – но ведь, сидя за доской, надо учитывать все тонкости позиции и то, что следующим ходом вам могут предложить играть не на интерес, как с младшими школьниками, а участвовать в настоящем международном турнире с хорошим призовым фондом. А ведь не всякий его может обеспечить.

– Мало того, – опять заговорил Вивиан Стрит. – Играя в шахматы, надо видеть перспективу. Иногда временная жертва фигуры оборачивается сильным преимуществом.

– Жертва должна соответствовать задаче. А глупая жертва – это всего лишь жертва, потеря фигуры, позиции и темпа наступления. И уж никак не поможет обороне, – ответил Тито.

– Я восхищён, маршал, – после некоторой паузы заявил Черчилль, – мне говорили о вас как о сильном игроке. Но я вижу, что это заблуждение. Вы очень сильный игрок.

– Никогда не стоит недооценивать игрока по другую сторону доски.

– Это смерти подобно, – театрально воскликнул Рэндольф.

– Согласен с вами, сэр! – поддакнул полковник.

– Поэтому лучше видеть позицию в объёме, – нанёс удар Тито. – И, кстати, игра на нескольких досках не всегда приводит к успеху.

Черчилль и Стрит переглянулись. Им недвусмысленно намекали на то, что они двурушничают. Хотя это не было тайной за семью печатями, но сыну премьер-министра стало неловко, как будто его застали за подглядыванием в замочную скважину двери в спальню девочек. После секундной паузы он с напором принялся убеждать югославского лидера:

– В Лондоне считают, что лучше играть только с вами, поскольку вы полностью доказали свою состоятельность.

– Ещё бы! – гордо отреагировал Тито.

– Мы надеемся получить взамен определённый климат, – начал Рэндольф.

– У нас всегда тёплый климат, – намеренно перебил одного из хозяев вечера Кардель.

– Нам предпочтителен тёплый, – сказал, глядя в глаза Тито, Черчилль, – в худшем случае умеренный, но без холодного восточного ветра в ваших плодовых садах. Особенно на Балканах, особенно после войны.

– Лично мне, – вставил свою реплику Стрит, – всегда нравился счёт в швейцарском банке, а не разговоры о мифических целях.

– Мифические цели, как вы изволили выразиться, – вспылил Кардель, – добываются людской кровью, завоёвываются с оружием в руках, с ясной программой в голове и при поддержке целого народа.

– Оспаривать это бессмысленно, – стал спасать ситуацию Черчилль, – но всем нам нужно спокойствие после войны, общая предсказуемость и вера в общие ценности. Вы же, наверное, согласитесь, что если у вашего соседа буйство вследствие банального делириума, то очень сложно уговорить его не рубить ваш забор. Проще заранее убрать из дома спиртное и заглушать тягу к алкоголю чем-то другим, например сладким. Но если такое случилось, тогда необходимо помочь бедняге уже проверенными временем пилюлями. Желательно сладкими. Горькие – от других болезней.

– Так можно до золотухи закормить или же подсунуть яд вместо лекарства, – возразил Кардель.

– Может, таблетки и помогут, но лечение может быть очень дорогим и быть не по карману соседу, – выступил единым фронтом с товарищем Джилас.

– Если участвовать в суровом лечении соседей, то лишь ради своего блага. Вы пойдёте на любые преференции больному. Всё равно получится дешевле, чем ставить новый забор, – сделал новый заход Стрит.

– Время всё расставит на свои места, – подвёл итог Тито, – и, как мне кажется, важно быть в процессе поиска общего языка, нахождения обоюдно приемлемых аргументов, а не участвовать в масштабной драке.

– Если меня не подводит мой жизненный опыт, этим мы сейчас и занимаемся, – Рэндольф ухватился за спасительный круг, брошенный им Тито.

– От лица моих соратников могу сказать, что мы ценим благорасположение Его Величества Георга VI и в свою очередь предлагаем честную дружбу и надёжное партнёрство. А сейчас прошу нас извинить – служба.

Тито и его соратники поднялись, церемонно простились и ушли. Как только они покинули помещение, Рэндольф, надув щеки, сильно выдохнул воздух.

– Вот же лис!

– Его «да» – это «да», но как же трудно будет его добиться! Придётся вырывать щипцами.

– Избави бог! Он не Господь, поэтому поддаётся искушениям. Просто надо отрезать такой кусок бекона, чтобы он на него прельстился.

В это время между Джиласом, Карделем и Тито шёл свой спор.

– Не знаю, как вам, но мне кажется, предложение Черчилля и Стрита не лишено здравого смысла, – на ходу сказал Джилас.

– Клюнул на швейцарский банк? – тут же как Цербер вцепился в него Кардель.

– Может быть, я и кажусь кому-то жадным и алчным, но чтобы заработать на хлеб насущный, я бы выбрал в таком случае более лёгкий путь личного обогащения.

– Например?

– Например, пошёл бы в учителя. Зря, что ли, я учился в Белградском университете, или же стал бы писать книги. Одну за другой, одну лучше предыдущей. Слава бы моя росла, я стал бы всемирно известным, а значит, и богатым, – серьёзно рассуждал Милован, но, увидев лицо Эдварда, сам же первый и рассмеялся во время своей речи. Тито и Кардель засмеялись следом.

– Ну, насмешил, Милован. Книги писать – это хорошо, ты успеешь и после войны измарать кипы бумаги, – сказал Тито. – Почему ты считаешь английское предложение хорошим?

– Они измеряют мир купюрами или слитками. Во-первых, это означает, что ими руководит расчёт, а во-вторых, сами по себе деньги предполагают процесс торговли, а это не что иное, как череда уступок, и не всегда взаимных. А из этого следует, что если на тебя и будут давить, то взамен всегда будет предлагаться какая-то альтернатива. А это уже даёт свободу манёвра.

– Это ещё не свобода, но уже её ощущение, – заметил Тито.

– Совершенно с тобой согласен, Иосип. Не люблю, когда строят жёсткие схемы взаимодействия. Фанатик и отличается от разумного человека тем, что не слышит чужих аргументов.

– То есть ты считаешь, – уточнил Тито у Джиласа, – что если человек не покупается за деньги, то он покупается за большие деньги?

– Есть третий вариант. Он покупается за очень большие деньги. – И Милан снова захохотал.

– Я бы подождал, – стал размышлять вслух Тито, – ведь самое неприятное в жизни – это неопределённость. Дни и недели тянутся, как резиновые. Вот и мы ничего определённого говорить не станем. Рановато, пусть эти господа понервничают. Им полезно.